Вы слышите их смелую музыку, когда выходите из метро «Невский проспект» на сторону канала Грибоедова. И если читаете сейчас это интервью, значит, скорее всего, однажды уже не смогли пройти мимо. Они устраивают стрит-шоу, играя современные, актуальные и при этом не заезженные песни (в основном, из русского рэпа), которые другие уличные музыканты если и играют, то не так ярко и дерзко.

«Дешёвые Драмы» – группа, которая стремительно набирает армию поклонников как уличный бэнд, записывает альбом со своим материалом и вот-вот отправится с ним в большой гастрольный тур (верим и ждём!).

Помимо всего прочего, это умные, весёлые и обаятельные парни. Давайте знакомиться.

Действующие лица:

Глеб – вокал, гитара
Сева – гитара, вокал
Никита – бас-гитара
Вова – джамбей

Про русский рэп и как все начиналось

Уникальность уличной группы «Дешёвые Драмы» в том, что вы играете песни, которые никто, кроме вас, в городе не исполняет. Когда вы приняли решение петь именно такие песни, вы были уверены, что это выстрелит, вас будут слушать, и людям будет это интересно?

Глеб: Мы решили петь эти песни в тот момент, когда мы их услышали. Потому что они классные. И если говорить о рэпе, с которым нас, в основном, ассоциируют, всё началось с «Где нас нет» Oxxxymironа. Когда ты играешь на улице, в переходе, по вагонам, у тебя всегда есть трек, который не сильно популярен, но ты его берёшь просто для того, чтоб у тебя душа отходила. Так мы взяли один трек, потом второй, третий.

Тогда рэп не набрал ещё такой популярности, как сейчас, но и не был андеграундным, рэперы уже собирали нормальные залы. То есть чтобы не лукавить, нужно понимать, что мы не нашли какой-то алмаз. Это был 2016, и альбому «Горгород» был уже год. Но у людей не было реакции на эти песни. И нашего коллегу, которого сейчас уже с нами нет, это не устраивало. Он считал, что если играть не ширпотреб, то брать какую-то западную историю, то есть Ed Sheeran, Bring Me the Horizon, Asking Alexandria. А если брать андердогов, то Lumen, но не популярные песни. В этом мнении мы не очень сходились и всё свелось к тому, что я начал читать рэп один, без этого парня, но тогда уже с Вовой.

Многие смеялись, что не стоит этого делать, что это всё преходящее, что это надолго не задержится, и что в этом нет культурной ценности, что это всего лишь хайп. А мы-то отбирали песни, которые нам нравятся именно по смысловой нагрузке и эмоциональному окрасу, а не то, что стрельнет.

Нас прикалывало, что у нас достаточно мало слушателей, и, может, этим мы как-то пытались оправдать наши неудачи. Но нам нравилось находиться в андердоговом состоянии относительно остальных. Сейчас так смешно об этом рассказывать, типа одни играют кавера популярные, а мы играем кавера непопулярные. Это такая глупость. Но тогда казалось очень важным, что у тебя есть коллеги, которые идут по пути наименьшего сопротивления, а ты всё-таки гнёшь свою линию. Несмотря на то, что сейчас, с высоты уже настоящих музыкантов, понимаешь, что это тоже было не ахти какое достижение. Но тогда это было важно, и мы просто пели рэп. А потом он начал нравиться публике. Люди говорили, что наши лайвы интереснее лайвов некоторых оригинальных исполнителей.

Потом один наш друг снял нам видос, мы тогда только «Где нас нет» разучили. Я не умею играть, звука нормального нет, Вова не умеет играть… заливаем видос, его перезаливает какой-то кавер-канал, и он стреляет. Сейчас там 800 тысяч просмотров, а тогда — пол-ляма. И мы такие «позор на полмиллиона человек, надо с этим что-то делать, надо этим пользоваться». И начали топить в эту сторону.

Прикол в том, что людям, которые любят рок и не слушают рэп, проще воспринимать тексты под акустическую гитару. Потому что для них так звучит «Сплин» и точно так же зазвучал Oxxxymiron. Они открывают для себя исполнителя, и это очень приятно. Вот человек 45 лет приходит, слушает у нас Oxxxymironа, спрашивает: «ой, а будет группа «МЫ», а можно Нейромонаха Феофана?»

Как вы все познакомились, как друг с другом связались? И кто эти люди, которые периодически на ваших стритах читают стихи или поют?

Глеб: Это сторонние слушатели. Некоторые из них нам знакомы больше, некоторые — меньше, но, в основном, это люди из толпы, которые хотят спеть.

Сева: Собственно, так мы и познакомились. Шёл 2016 год, вместе с ним я шёл по Невскому проспекту, увидел, как мальчик Руслан, с которым тогда Глеб играл, поёт песню «Моё сердце» и подумал: «может быть, если ему можно так плохо петь, то и я тоже могу?» Кинул сотку и попел пару песен. И ребята такие «ну потуси с нами», и я дотусился с ними до того, что у меня появилась своя уличная группа, которая потом развалилась, и я пришёл в Дешёвые Драмы.

Глеб: Да, Севу взяли гитаристом в другую уличную группу, а потом из другой уличной группы мы его взяли к себе. Причём мы с тем мальчиком-гитаристом такие «возьмём Севу чисто лицом поторговать, он красивый, молодой, — это клёво, будет лёгкие партии играть». В итоге Сева пишет всю музыку, а тот гитарист слился.

Как мы основали группу. Был Руслан, с которым я был знаком через третью руку, и он как-то звал меня с ним попеть. А мне было негде жить. И однажды, когда мне некуда было идти спать, я нашёл его, мы поиграли вместе, он позвал меня домой к себе, и я остался у него на три месяца.

Мы играли вместе, зарабатывали бабки, а потом нам пришлось создать группу и придумать название. Не хотели этого делать, мы были просто дуэтом. Но люди буквально потребовали создать паблик, потому что всё это было просто беседами. Потом мы поняли, что нам необходим басист. Не потому что нам нужно было где-то играть, а потому что это престиж. Если у группы нет басиста, это дерьмо. И Руслан говорит: «у меня есть друг, он не очень умеет играть, но он тоже красивый, так что поехали к нему». Мы поехали к Никите, познакомились, я ему попел, он спросил, почему я так тихо пою, меня это задело, и мы оставили его басистом. Потом нам нужен был кто-то, кто стучал бы нам на улице, я топил за своего племянника и хотел, чтобы он играл, а Руслан откуда-то достал Вову. И Вова меня очень раздражал.

Вова: Я тогда играл первый месяц буквально.

Глеб: Да, он только купил джамбей, пришёл к нам, отвратительно играл, его все ненавидели. Потом Руслан начал его сливать, чтобы он не ходил больше с нами на стриты, а я в определённый момент, сам не знаю почему, начал топить за Вову, типа всё круто, пусть остаётся. В итоге оказалось, что у него есть потенциал, он его развил, и теперь он классный. Я считаю, что это лучший джамбейщик в городе. Тем более он неправильно играет на джамбее, с уникальной техникой: имитирует игру на барабанах, это офигительно.

А со второй уличной группой Севы мы коллаборировали, постоянно то место делили, то у них там вокалист уйдёт, я вместо него попою, то у нас гитарист уйдёт, и Сева с нами поиграет. Вот так постоянно перемешивались, и в какой-то момент мы с Севой создали мемную группу, где были вдвоём. Потом он начал писать аранжировки, соляки какие-то в песнях. Когда у нас гитарист откололся, написал почти весь материал, который сейчас у нас есть. Забавно, что взяли мы его ради прикола, а вышло вот так.

Расскажите, кто как учился играть на своих инструментах?

Глеб: Я с 5 лет в музыкальной школе, у меня всё скучно.

Сева: Я год ходил в музыкальную школу, решил, что за этот год взял всё, что они могут мне дать, — пальцы растянул, гаммы выучил и дальше сам, наверное, могу это всё делать. В результате сам учил партии и через три года домашнего обучения умел играть на гитаре.

Никита: С тем же Русланом мы учились в одной школе, плюс он учился в музыкалке на гитаре. В 9 классе я решил, что тоже хочу играть на гитаре, и мне подарили инструмент. С Русланом и ещё одним чуваком из класса мы приходили по вечерам в школу и играли. Решили, будем классной группой в школе. Тогда я понял, что буду играть на басу. Короче, мы все были самоучками и учились друг у друга.

Глеб: Меня 5 лет дрочили в музыкальной школе. Однажды захожу как-то в каморку в доме культуры, а там люди на электрогитарах играют. Я такой «вот это да, настоящие, всё серьёзно!» В таком восторге был, очень долго любовался ими, а они ничего не делали, просто играли какие-то рифы. Я такой «хочу к вам в группу», они такие «покупай бас-гитару», это была жесточайшая на*бка в моей жизни. И мне купили бас-гитару, это бешеные бабки по тем временам. А так я по «Собачьему вальсу» и всей этой х*йне фортепианной.

Вова: Я очень случайно пришёл к инструменту. Вышло так, что как раз в 2016 году я остался почти без дома.

Да что ж у вас за истории такие?

Глеб: На улицах по-другому не бывает. Там либо у*бки, которые ищут лёгких денег, либо люди, которым идти больше некуда.

Вова: Какое-то время я был аскером у одного уличного музыканта. Потом увидел джамбей и такой: «ого? какой громкий, по нему можно стучать!» Совершенно случайно назанимал денег, нашёл инструмент, думал, сейчас буду отбивать их… и до сих пор не отдал долг, 4 года прошло. Я не знал, как на нём играть, на кого смотреть, чтоб понимать, какие партии и как играть, А потом нашёл Фокса – это бывший джамбейщик ISTREETBAND, которые на Восстания играют. Cмотрел на него, учил дома партии одну за другой.

Глеб: Да, Вова серьёзно записывал голосовые сообщения, как он стучит по джамбею. Вот так тренировался. Находил свою романтику. В коммунальной квартире. По джамбею.

Первые музыканты, которые вдохновили вас на занятия музыкой?

Вова: На меня повлиял бас-гитарист, с которым мы учились в одной школе, он был на 2 года меня старше. Как-то он начал показывать мне всякие видео, типа «обучение экстрим вокалу за пять минут». И мне прям понравилось. Где-то через полгода я более или менее нормально выучился этому, и мы с ним начали играть в группе. Вот тогда я и понял, что буду заниматься музыкой.

А что ты слушал?

Вова: Да много что. Это были Chelsea Grin, Asking Alexandria, Bring Me the Horizon.

Глеб: Не, ну если так отвечать, меня батя заставил музыкой заниматься. Я в 5 лет пошёл в музыкалку, и у меня не могло возникнуть желания стать музыкантом, я не понимал, что это такое. Что человек в 5 лет может услышать, чтоб захотеть стать музыкантом? «Хочу писать песни как у крошки енота»?

Сева: У меня это был Led Zeppelin, Jimi Hendrix и Beatles. Ещё у меня папа всегда играл в компаниях на гитаре, и я тоже хотел иметь возможность поиграть в компаниях.

Глеб: Вот кто на меня повлиял. Был мальчик в нашем небольшом поселении в Лен.  области, он играл на гитаре Цоя, Сплина. Мы собирались с ним на перроне, тусили там с пивом и всей хернёй. И ему все девочки давали.

Сева: Да, видишь, что всё внимание человеку с гитарой, и тебе тоже хочется этого внимания.

Никита: Я слушал Noize MС и Lumen.

Глеб: Вот видите, к чему приводят Noize MС и Lumen. Если слушать их — обратитесь в басиста.

Про отношения уличной музыки с законом

Хотели ли бы вы, чтобы отношения между городом и уличными музыкантами в Санкт-Петербурге были официально урегулированы?

Глеб: Нет, это х*йня. Это убивает вайб. Если власть хочет как-то урегулировать, то поставьте нам ограничение по децибелам, мы не будем превышать, а всё остальное — ерунда.

Если есть какой-то архетип уличного музыканта, то это несколько маргинальная сущность, каким бы человек ни был. И люди любят, что они случайно его где-то встречают, что он играет случайный набор песен, и всё это рождается именно из неурегулированности. Несмотря на то, что в этой неупорядоченности у музыкантов всё равно есть определенная закономерность, так или иначе чувствуется, что они вне этой истории, и поэтому интересны. Потому что этот человек вышел, пересилил себя, рискует опозориться перед зрителем, рискует отхватить от ментов, рискует оборудованием, неправомерными действиями неадекватных граждан и прочим. И остаётся эта романтика уличной музыки, что вот он такой смелый тут стоит. А когда ему государство обеспечило место, его охраняет полиция, на него точно не будут жаловаться жильцы, у него всё регламентировано по громкости, шоу теряет свою живость и интересность.

Вот у нас есть нелюбимые уличные музыканты: они могут красиво звучать, аккуратно выглядеть, быть на порядок выше остальных музыкантов с точки зрения профессионализма, но они скучные.

На Дворцовой площади работают наши друзья, хорошие люди, но я считаю, что там нет интересной уличной музыки. То есть она чётко вписывается в атмосферу города, она такая, какой её представляют все туристы, она там такая и нужна. Но она такая, потому что там есть определённые не узаконенные, но порядки. И мне лично она кажется скучной. Там она выглядит уместно, но если бы весь город выглядел как Дворцовая, это было бы не классно.

А часто вам достаётся от правоохранительных органов? Часто они что-то от вас хотят?

Глеб: Нельзя сказать, что часто. Бывает. Но мент менту рознь. Кто-то приходит и говорит «уваливайте отсюда, пока я вас всех не посадил», а кто-то: «ребята, у вас толпа большая, надо сделать проходики для граждан, чтобы пешеходы не заходили на проезжую часть на канале Грибоедова. Если сделаете сейчас, мы вас не тронем, если не сделаете, придётся свернуться».

Сева: Пару раз было, что подходили и слушали просто.

Глеб: Они лютуют временами. Зимой 2017 было жёстко, каналу Грибоедова так не доставалось, а на площади Восстания было так, что музыкантам пришлось написать письмо в правительство, чтобы этот вопрос как-то урегулировали, потому что постоянно закрывали, отвозили, однажды даже отобрали инструмент. Валентина Ивановна заступилась за нас и сказала, что если музыканты не выглядят маргинально и не нарушают общественный порядок откровенно, можно их не трогать.

Про респекты и кавер на 25/17

Кто из известных музыкантов, чьи песни вы играете, реагировал, высказывал уважение? Кто из таких музыкантов был первым?

Глеб: Нойз. Это был день космонавтики 2017 года. У нас шла «Ховарейка» — это когда мы смешивали песню «Батарейка» и песню Хованского «Батя в задании». Там есть фраза «бомжара Нойз увидел батл и обоссал свою картонку», — песня мемная, и она классно смешивалась с «Батарейкой», это было иронично. Я заметил Нойза: стоит под капюшоном, рядом жена и дети, это было на песне «Моё сердце», а прям до этого была «Ховарейка», и я не знал, слышал он эту песню или нет.

Он идёт, поворачивает ко мне лицо и уходит дальше. Я бросаю гитару, подбежал, сфоткался, он такой «Прикольно делаете, как у вас на улицах?», я ответил «Клёво, держимся, удачи вам». Он самый первый, кого мы так встретили и кто обратил на нас внимание. Спустя время он написал у нас в инсте «Всё клёво, но аккорды не те» и скидывает правильные. И ты думаешь, похвалил он тебя или хз.

Мирон написал «красавчики», когда мы закаверили его трэк, который он не выпустил, но выложил какую-то там минуту у себя в студии. Мукка трижды приходил на стрит и в один из разов кинул косарь. Потом мы с ним пересеклись лично, он узнал нас, и я спросил, не обижается ли он на то, что мы поём его песни, пользуемся его трудами, а он говорит «Вы мне стриминг делаете, люди слышат их у вас, идут домой и переслушивают. Классно всё».

Андрею Бледному скинули наш кавер на «Ранен», и он был восхищён Вовиной игрой. Его поразило, что у Вовы там лютая сбивка, и что он делает кардан руками.

Джарахову понравились наши кавера, Айове, Маша Hima приходила на стрит. Лёха Никонов ценит то, что мы делаем, Ник Черников. Серёга Лазарев выложил нас в сториз. Мне девушка показала его песню, я подумал, какая х*етень, а потом «блин, реально же качает, как забавно, что попса, но качает». И взял её на стрит.

Как получилось, что вы записали кавер на 25/17 и попали в их сборник «Вспомнить все. Часть 4. Ковры»? Как познакомились с Андреем Бледным?

Глеб: Это было странно. Никита слушал 25/17 с детства, а я слышал только «Жду чуда» и не знал, что это 25/17. Мы пришли на их акустику в «Космонавте», я тогда слышал их впервые, и меня так это восхитило. Энергетика песни «Ранен» — это прям вообще сумасшествие. Мне понравилось, как Бледный работает с залом, я подумал «восхитительный мужчина».

После концерта мы пошли играть, это была Ночь музеев. Тут приходит он, огромный лысый мужик. И мы ох*ели. Мы тогда знали песню «Патрон» — фит ЛСП и 25/17, сыграли её, он сказал, что ему понравилось.

А потом так вышло, что я проявил инициативу, а он не отказал пройтись. Поставил ему нашу песню «Продажный гондон», он сказал, что она классная. Ему понравилась именно наша уличная деятельность, потому что творчества у нас как такового нет. И спустя время через знакомых он сообщил, что у них есть такой проект и мы можем в него вписаться.

Сложно было выбирать песню. Так как я слушал их мало и только то, что цепляло, я обратился к ребятам. Мне нравился «Дурачок» из спектакля «Умереть от счастья», очень хотел сделать его, а Никита сказал, что ему нравится «Девятибально» и что она больше подойдёт.

Как вы её записывали?

Глеб: Мы её поняли, подобрали аккорды, решили, что будем делать в акустике. Очень долго думали, как не переборщить с гитарой, как сделать правильно, как вписать перкуссию.

Хотели сначала демку на коленке сделать, а у нас настолько классные дубли получились, что мы вписали это всё в итоговый материал. Она сухая получалась, тупо акустической. Сделали бы «Ранен», но она уже есть в акустике, и её никто не переплюнет. Сделать «Ранен» лучше, чем 25/17, просто невозможно. «Звезду» нельзя сделать лучше, «Жду чуда». Это прям их песни, прям вот клёвые.

А «Девятибально» — я не хочу сказать, что она плохая. Буду ох*евшим, но иногда я слушаю песни и думаю: «я бы сделал так, что мне бы больше нравилось, лучше для себя», и «Девятибально» была именно такой. Не претендую на то, что в итоге так и вышло, но то, что мы хотели выразить, у нас получилось.

Мы решили добавить туда фортепианку с колокольчиками. Сделали 2 одинаковые партии, чтобы шло фортепиано, и колокольчики иногда заменяли его. В последний момент психанули, удалили колокольчики, оставили только фортепиано. Поругались с чуваком, который придумал эти колокольчики. Теперь у нас есть внутренний мем про первый рендер «Девятибально», что его нужно вернуть.

А группе понравился ваш кавер?

Глеб: Понятно, что мы всё это не смогли нормально свести, и не слышали, что они в итоге выпустят. Может, вообще на нашем треке будет ошибка выдаваться «файл не найден».

Ладно, это шутки. Бледному понравилось. Но я знаю, что в 25/17 работают люди с музыкальным образованием, со вкусом и прочим. И я уверен, что Андрею, может быть, и понравилось, но когда её показали Антону, там по-любому были комментарии типа «Ты их на улице подобрал, что ль, как уличные музыканты играют».

Мы хотели довести до идеала, а потом подумали: они взяли нас с улицы, они знали, на что идут, мы не умеем это нормально делать и сделали так, как нам нравится. Не отправляли на студию, сделали всё дома. Как отреагировали остальные участники группы 25/17, я не знаю. Но в итоге мы проекте, значит, всё-таки что-то получилось.

Про фестиваль уличной музыки, лучший уличный бэнд и свои песни

На стриме у Рудбоя вы говорили что-то про фестиваль уличной музыки, который вы хотели организовать. Что это за проект и будете ли вы его делать?

Глеб: Только ленивая собака в сфере культуры не задевает тему уличных музыкантов. Журналисты делают какие-то фильмы о разных точках зрения на эту жизнь: кто они – мафиози, которые много зарабатывают, или несчастные люди; фотографы делают наблюдения, операторы снимают ещё что-нибудь, в общем, куча всего. И фестивалей тоже достаточно на эту тему, во многих мы участвовали. И они все такая ерунда. Мы решили, что никто не может сделать фестиваль уличной музыки центра Санкт-Петербурга лучше, чем сами уличные музыканты.

Нам хотелось сделать хорошее мероприятие, посвящённое уличной питерской музыке, но не получилось. Появился фестиваль «Живой», и мы полностью отдались подготовке к нему. Не зря, всё сложилось прекрасно. Но идея такая была.

Если у меня когда-нибудь появится куча денег, которые я смогу куда-то инвестировать, я сделаю такой фестиваль. Там должны быть уличные музыканты со своим творчеством, которые не могут реализоваться, которым дальше баров никуда не пройти, потому что своё на улице играть никому не выгодно. Чтобы человек, у которого есть круг слушателей из 20-30 человек, мог их позвать и сказать: «приходите на это событие, я 40 минут буду играть только своё и не буду никому ничем обязан, не буду должен продавать билеты, не буду должен ничего, но смогу там реализовать своё музло». Чтобы это было точкой сосредоточения вот такой музыки, которой сложно произвестись. Многим уличным музыкантам делать свою музыку тяжело и с финансовых, и с технических сторон.

Может, кто-то, кроме меня, сделает это, и появится такое место. Потому что я считаю, когда человек играет на улице, он обрастает определёнными неповторимыми особенностями работы на сцене, со зрителем, отношения к музыке, к звуку. И у простых ноунеймов этого не найти.

Мне очень нравится ваша песня «Продажный гондон», поэтому хочется поговорить о ней. Она автобиографичная?

Глеб: Нет, изначально это был дисс, но в итоге оказалось, что это песня про всех. Она была написана про одного конкретного уличного музыканта, мы его уже тут немножко упоминали в процессе, пока про Севу рассказывали. Этот человек меня очень сильно раздражал. В диссе я говорил за него от первого лица, планировалось исключительно так. А потом оказалось, что это про всех уличных музыкантов, а потом — что про всех музыкантов вообще. То есть это было не про себя, а в противовес. Вот именно про то, что вы спросили, как мы начали исполнять рэп. Чтобы не быть похожими на героя этой песни.

А я хотела спросить про эту строчку «все прохожие влюблены в меня, эта сцена только моя», ты себя чувствуешь так?

Глеб: Нет, это нерегулярное состояние. Иногда накатывает в кураже, когда понимаю, что всё делаем классно. А строчка «эта сцена только моя» – про то, что музыканты пилят места между собой и не пускают других. Тогда нас это очень задевало, а сейчас мы сами стали частью этой системы.

Если сейчас появится такая группа, которая  переймёт ваш опыт и начнёт играть те же песни, как отреагируете?

Глеб: Они есть, их много. Если люди знают уличных музыкантов, то это «Дешёвые драмы», «Nevsky Band», «ISTREETBAND», «Visconti», «7 созвездий». Среди них мы классные и мы не Цой. А среди голодных мальчиков с гитарами… они уже появились на нашем фоне, взяв с нас пример, а может быть, и не взяв. Только они позволяют себе смешивать Цоя и Мирона, а мы больше не позволяем. Они играют Мирона, потому что теперь это классно, а мы играли Мирона, потому что это было в пику всем.

Как уличная группа вы себя называете «лучшим уличным вокально-инструментальным ансамблем». Я с этим согласна, к этому вопросов нет. Но вы группа, которая планирует выпускать своё творчество и развиваться дальше. Если убрать улицу, как вы себя охарактеризуете?

Вова: Если убрать улицу, то худшим.

Глеб: Если убрать улицу, нас не существует. Группу характеризует её материал, а у нас нет материала.

Как это нет материала? Я захожу в вашу группу ВКонтакте, слушаю демки и добавляю их в свои аудиозаписи. Послушала альбом «СОЦИАЛ_ОЧКА _ 2 0 1 9».

Глеб: То, что вы добавили себе демки, — это парадокс. А «СОЦИАЛ_ОЧКА _ 2 0 1 9» – это вообще отдельный проект. Ну, вот собрались мы, допустим, в школе, сидим играем какие-нибудь рифы Металлики в гараже, называем себя группой, можем создать паблос вконтакте. Но мы не существуем, пока не станем частью культуры. В России есть музыка, и с точки зрения  русской музыки «Дешёвых драм» не существует.

Но группа будет. И когда представим песни на носителях, может быть, «Гондон» в студийном звучании никому не понравится. Может, сейчас он нравится всем таким, кустарным и аматорийным. А когда можно будет судить о группе, может оказаться, что мы не стоим того внимания, которое нам уделяется. И это будет справедливо.

Вы так и будете называться «Дешёвыми драмами»?

Глеб: Хотелось бы по-другому, но у нас выхода нет, переименовываться нужно было раньше. А по поводу «лучшей уличной группы» – это мем.

Мы посмотрели «Отряд самоубийц», там была «Богемская рапсодия» в трейлере, и я подумал, какая же классная песня, жил с ней. Спустя время анонсировали выход одноимённого фильма с Рами Малеком, и мы решили выучить эту песню. Но она тяжёлая, никто на улице её не играет, и я поставил себе планку: если мы её сделаем, значит, сделаем то, что никто не делал из уличных музыкантов, то, для чего нужна определённая смелость, то есть если мы сделаем «Богемскую рапсодию», мы будем лучшей уличной группой. И как только мы её сделали и поняли, что она у нас получилось на память, без подсказок и более или менее красиво, я такой «да, мы лучшая уличная группа!». Вот отсюда этот мем. А не потому что мы такие уникальные.

У меня сложилось такое представление о группе, что вы отчётливо знаете, куда идти. Цепляет это ощущение уверенности. Это действительно так?

Глеб: Сейчас, спустя время, да. Точнее мы не знаем куда идти, мы знаем, что мы делаем. Не возникает такого вопроса «зачем мы вышли сегодня играть?» Мы знаем, зачем, и что хотим донести, какой эффект хотим дать и как этого эффекта добиться. А куда идём – это большой философский вопрос.

На ваших стритах обратила внимание на то, что ребята, которые приходят вас слушать, знакомы между собой и такие милые все по отношению друг к другу. Это всё ваши друзья или тусовка из слушателей, которая сама образовалась со временем?

Глеб: Да, это тусовка, которая образовалась со временем. Есть прохожие, которые стоят, а есть такие, которые целенаправленно пришли послушать нас, и они прям отдельной толпой стоят, среди них и есть вот это взаимодействие.

Меня всегда очень трогает, когда вы играете «Пиромана» Хаски, и этот милый хор из тонких голосов подпевает строчку «обоссать и сжечь».

Глеб: Забавно, что они сами к этому всему пришли. Сначала нас это развлекало, потом начало раздражать. Ну а сейчас мы поняли, что от этого никуда не деться и что это прикольно.

Почему это может раздражать?

Глеб: Потому что я пою, а ты пришёл меня слушать.

Никита: Я один раз стоял на месте Глеба, это невозможно. Ничего не слышно, они абсолютно всё перекрывают.

Про мат, корпоративы и баррикады

К вам же наверняка часто подходят прохожие с претензией по поводу употребления в речи и песнях нецензурных выражений?

Глеб: Нечасто. Но мы всегда предупреждаем, что детям здесь делать нех*й. Так и говорим. Вот сыграли мы первый вступительный мэшап, в котором не очень много мата, вокруг нас собрались прохожие, говорим: «здрасьте, тут ругаются матом и пропагандируют не самый здоровый образ жизни». Я вижу, стоит мама  с ребёнком, она пришла послушать «слишком поздно вытаскивать меня из бара» группы Нервы — классно, и я прям маме говорю: «у нас очень много ненормативной лексики, детям здесь делать нечего, они научатся многим неинтересным словам». Она не уходит. А я не могу это говорить после каждой песни, это будет занудство.

Мы не играем сильно доброжелательный материал, у нас достаточно злой и ироничный стилёк. Почти по любой песне можно понять, что здесь присутствует нецензурная лексика, здесь не всё в порядке и мы не милые ребятишки. А если человек привёл ребёнка и понимает, что ему нравится, он сам несёт за это ответственность.

Мы не играем  в 3 часа дня, — начинаем после 8 вечера, когда маленьким детям делать на улице нечего. Когда играем днём, я стараюсь немножко придерживаться, потому что понимаю, что тут это неконтролируемо.

В жизни группы уже был такой момент, который разделил историю на до и после?

Глеб: Наверное, когда поняли, что будем писать свои песни. Момент, который отделил уличную музыку от обычной. Это был фестиваль «Звуки улиц» 24 января 2018 года. Я по пьяни написал туда Олегу Грабко, и он мне ответил «да, мы дадим вам сыграть три песни вначале». Три песни! А у нас одна — «Гондон». Буквально две недели было до фестиваля, за это время мы их написали. И когда выступили, поняли, что назад дороги нет, что дальше — только писать свою музыку.

А до этого была именно каверная история. Когда поняли, что мы — группа, которой уже и на улице нужно держать марку, что мы должны изменить свои сет-листы, придерживаться какой-то идеи, чтобы всё было в одном стильке. Это случилось, на мой взгляд, когда нас к себе запостил Мирон. Тогда я понял, что это востребовано. То есть всё-таки эти люди, русские рэперы, слушают кавера, и что если Мирон может увидеть мой кавер, значит, нужно двигаться дальше.

Это, наверное, и были два таких переломных этапа. Нет такого, что сильно вдруг нас изменило, просто был момент, когда мы решили, что теперь мы пишем свою музыку и момент, когда решили, что у нас будет своё уличное шоу с тусовкой, и мы станем лучшей уличной группой.

Если вас сейчас начнут приглашать на корпоративы, будете соглашаться?

Глеб: А нас уже приглашали. Но нам не нравятся корпоративы. У нас есть товарищи, которым мы не откажем выступить у них. Это Пивоварня «Gas Brew», мы с радостью всегда у них будем играть, даже когда будем собирать стадионы. Это бар «1703» — замечательные ребята и бар, в котором приятно и хочется выступать. И клуб «Сердце» — люди, которые в своё время доверились нам и поверили в нас.

В корпоратах был бы смысл, если бы мы были фирмачами, если бы у нас был супер-звук, и если бы мы делали миллиард каверов нота в ноту.  Но у нас суть в подаче, в том, что люди на улицах находят для себя вот этот вот эмоциональный взрыв, в том, что мы громкие, шумные и какие-то е*анутые.

У нас есть плачевный опыт откровенно коммерческих мероприятий, и это всегда заканчивается плохо. Не только с точки зрения самого выступления, что оно слабенькое. А внутри чувствуешь себя так: очень вкусные пять тыщ рублей, прям вот стоили они того, чтоб я никогда больше не хотел брать в руки гитару.

Какой группой вы себя видите, развлекательной или такой, после которой хочется выйти на баррикады?

Глеб: Да, хочется чтобы после наших песен люди шли на баррикады внутри себя, в своей голове.

Я понимаю, что это важные вещи. Что Нойз, Anacondaz, Лёха Никонов должны спеть об этом, рассказать о том, что власть ох*ела, о том, что менты бьют людей — для тех, кто не слышал, что менты бьют людей. Но все остальные всё-таки должны заниматься музыкой и творчеством. А когда условный инфоповод пытаются превратить в социально значимый проект — это плохо. И «СОЦИАЛ_ОЧКА»  старалась это гротескно высмеять. Не то чтобы я хотел всем доказать, что все дебилы, нет, просто хотелось высказаться на этот счёт. Как сказала одна моя хорошая знакомая: «Ну всё, внутренние войны выиграны, все разобрались внутри, зачем живут, нашли смысл жизни, разобрались с любовью, теперь можно и Кремль штурмовать».

Люди не понимают, чего хотят в своей жизни. Не понимают, кем им становиться — не только с точки зрения работы, а именно с точки зрения человека. Люди не могут выстроить институт семьи, и я не поверю, что в этом как-то занята экономика. Может, как-то и занята, но, в основном же, это из-за того, что мы не размышляем, мало читаем книги, мало думаем, мало анализируем себя и свои поступки, редко бываем собой, редко бываем честны — в первую очередь с собой. И хочется, чтобы после наших песен люди не Кремль шли завоёвывать… для этого есть «Порнофильмы», «Anacondaz», Лёха Никонов. А чтобы после наших песен человек сел и подумал: «кажется, мне надо собрать вещи, уехать из города, сказать матери, что на самом деле меня не устраивает жизнь рядом с ней, найти какую-то работу. Кажется, я никогда не пробовал героин и вот сейчас я решу, попробую я его или нет. Кажется, мой кот меня не устраивает, я не могу за ним следить и должен отдать его в хорошие руки, я безответственный» или что-то ещё. Чтобы человек задавал себе такие вопросы и с этим боролся, а не со скукой и ментами. Это не наша компетенция. Это важные песни, клёвые, у нас этого в каверах много присутствует. Но я хочу, чтобы наши треки помогали людям решать внутренние войны.

Беседовала Ульяна Варламова
Фото — Анна Николаева