10 сонграйтеров и только один вопрос: «Какую песню было сложнее всего написать?»
___________________________________________________________________________
Эм Калинин (Аффинаж):
Я стараюсь никогда не “вымучивать” песню, не выдавливать из себя. Для меня это такой процесс – он должен быть естественный, воодушевляющий. Поэтому если была искра, но в процессе пропала, угасла, то уже не мечусь в поисках новой спички для неразгоревшегося костра, просто оставляю и всё. Но тут есть важная оговорка: речь идёт именно о черновиках, которые я потом показываю моим друзьям внутри группы, после чего начинается работа над аранжировками. Мы очень хорошо друг друга чувствуем. И, несмотря на общую замороченность на работе с материалом, сочинение композиции тоже проходит очень легко и приятно.
Исключение – это, пожалуй, песня “Неродившийся”. Над ней мы работали долго и тяжело. Её не хотелось оставлять, так как мы ощущали в ней большой потенциал, но никак не удавалось перекроить “Неродившегося” из чисто гитарной песни в звучание “Аффинажа”, полное и насыщенное. У нас было несколько версий поначалу, но одна была чересчур тяжёлая, беспросветная, как ночной кошмар, этакий хоррор. Другая – слишком витиеватая, лишающая песню “полёта”. Мы уж думали, что “Неродившийся” действительно не родится. Но не отступили. Начали с нуля. И нужное состояние было найдено. Теперь эта песня – одна из наших визитных карточек.
___________________________________________________________________________
Надежда Грицкевич (Наадя):
В целом, составление каких-то заметок, набросков, наработок, замечаний, которые могут никогда не стать песней, или музыкой, или даже предложением, для меня является частью процесса. Как сказал ювелир Варвик Фриман, «в мастерской всегда есть место для материала в поисках идеи или идеи в поисках материала». У меня весь рабочий стол в таких идеях. Например, один из моих любимых музыкантов Питер Гэбриэл может писать одну песню десять лет. Отчасти потому, что новый опыт может заставить тебя иначе посмотреть на события, о которых ты пишешь, отчасти от нежелания ставить точку в каком-то сложном вопросе.
Бывают моменты, когда песня появляется вся целиком, но они более редкие. Но, пожалуй, один из самых сложных случаев был у меня с песней «Спаси». Первый куплет и припев так крепко встали на место, что казалось, кроме них ничего и не нужно больше. Но мне хотелось из какого-то упрямства даже попытаться сильнее раскрыть эту историю. Если кто-то знаком с творчеством нашей группы, он мог обратить внимание на то, что в нашем лайв-видео «Спаси», во втором куплете, совсем не те слова, которые в итоге вошли в альбом. И, честно говоря, сейчас я уже понимаю, что сильно перемудрила с желанием описать треугольник, не называя его треугольником. Сейчас я проще и одновременно внимательней стала относиться к написанию текста. Если что-то долго ко мне не идет, я даю этому остыть. Основное вдохновение я черпаю с сайта «Смайл.зерк», — не могу держать в себе, делюсь, сборник уже практически готовых абстрактных текстов: pacman левая улыбка, птичка, нерешительный скептик, удачи!
___________________________________________________________________________
Бранимир:
Светлые песни всегда даются нелегко. Растоптать, обличить, камня на камне не оставить, обвинить, прокричать — всё это сделать гораздо проще. Про себя говорю только. “Клопы” получились светлыми — на редкость светлыми. В 2013 году во время гастролей наблюдал за людьми разными (по своему обыкновению, в общем) — интересно угадывать их судьбы, какие-то общие вехи находить… Вот сидит дядька в будке со шлагбаумом: хотел ли он быть таким в детстве? С пузом, с кроссвордом… Вот с раннего возраста прям решил: хочу быть с пузом, бухать по вечерам и поднимать-опускать шлагбаум!… Или какой-нибудь синий напряжный тип в поезде — с нездоровым цветом лица, с беспричинной бычкой… Кем он был в детстве? И хотел ли он ехать в плацкарте, падать с верхней полки, рамсить с соседями по вагону, ссать в пространстве между вагонами и хвататься с утра за измученную похмельем голову? Или разбитная вертихвостка в вагоне-ресторане, которая громко общается по телефону о своих коротких связях… Она мечтала в детстве лежать под агрессивным Аликом, который выкинет ее голой на мороз из машины на трассе?…
Сидел и размышлял: как нас всех Всевышний терпит? Глупых, самовлюблённых, слабых… Сами все просираем (в силу своего скудоумия, в силу своей глупой самонадеянности), а потом валим всё на Него… Так рождались “Клопы”.
___________________________________________________________________________
Алексей Румянцев (Пионерлагерь Пыльная Радуга):
Песня, что далась трудом? Не одна такая есть. Песни вообще сочиняются дико по-разному. Всегда праздник и фурор, когда песня сочиняется за пять минут, грубо говоря. В своё время я сочинил “Прыгать” за 20 минут, лёжа в ванной. Это был для меня “подвиг”, я голый прыгал по квартире, орал, бился в стены головой. Думалось: ни фига ж себе, это меня сейчас посетило. Сложилось как космический пазл.
Бывает по-другому. Как с песней “Верёвка”. У нас тогда только началась немножечко концертная жизнь, другие города. Я был под впечатлением: в Москве в первый раз выступили, в тогда ещё существовавшем “Гоголе”. На эмоциях вернулись. Я был доволен, чё-то в ванне валялся (я в ванне постоянно сочиняю), мне вспомнился эпизод из детства, как я с тарзанки е*нулся в обрыв. Сразу родился надрывный припев и первый куплет. Подумал: вот это зае*ись будет. Но было чёткое ощущение, что одного куплета мало. Но второго, сука, нет. Я весь извёлся. Пытался что-то специально выдавить, но получалось какое-то выдуманное говно, невзаправдашнее. Это происходило полтора года. Бросал эту идею. Ссорился с ней, потом возвращался, пытался что-то опять. Было очень много вариантов этого проклятого второго куплета. Я понимал: будет куплет – будет песня. Потом уже забыл, забил, смирился…
Как-то ночью зимой вышел гулять с собакой, и всё само пришло, совершенно неожиданно взяло и пришло. Мышеловка захлопнулась. Главное — ждать. Главное — в себе это состояние охоты сохранять. Это охота. Летов так же говорил. Рано или поздно это произойдёт. Если будешь жив.
___________________________________________________________________________
Илья Черепко-Самохвалов (Петля Пристрастия):
Мне ни одна песня сразу не далась ни мелодически, ни текстово. Поэтому сложно определить какую-то особенно тяжкую. Многие из них настолько отличались от первоначального варианта, и мучился я с ними так долго, что предпочёл бы об этом забыть. Снимаю шляпу перед людьми, которые обладают способностью писать песни единовременно и при этом убойно. Я, к моему сожалению, не из них. Чаще всего первой появляется мелодия, и приходится нанизывать на неё слова, а это порой чертовски сложно. Доходило до того, что под окончательным текстом бывало погребено один под одним ещё штук пять, и отдельные слова или фразы из них просачивались на поверхность уже во время репетиций, а порой и на концертах.
У меня нет привычки сочинительства с использованием ручки и тетради, всё происходит в голове, часто в самых неподходящих местах и в неуместные моменты. Поэтому иногда я врезался в столбы средь бела дня и не мог с первого раза ответить на простые вопросы типа “который час”. А самое худшее, когда ты не можешь заснуть до утра, потому что текст, как комар в темноте, жужжит рядом, а ты не можешь его поймать, и иногда тебе это всё же удается: ты досыпаешь пару часов, потом просыпаешься, повторяешь ходишь его довольный, а к вечеру понимаешь, что это никуда не годится. Хорошо поэтам — у них вдохновение…
___________________________________________________________________________
Азат Марабян (почему коммутатор молчит):
Тексты есть и ни о чём — чего скрывать. Просто как сопровождение для инструментов. Из пальцев высасывать всегда немного труднее и дольше. А с первоначальной мыслью они всегда легко и быстро даются, как «Пасть» какая-нибудь. Музыкальная составляющая «Как захотим» обдумывалась трое суток с перерывами лишь на сон. Песня «Машина» (в сети, кстати, пока только жуткого качества демо) придумалась моментально, но тут же была заброшена, и раз в год или два какие-то кусочки к ней додумывались. Ну и первая запись была долгой («Красиво и Неинтересно» и ещё пара песен, которые я пока скрываю).
Дело было в 2004-м, писал на студии у Саши Мишина, который микшировал моих любимых «Я Слева Сверху», а сейчас поигрывает в «Танцах Минус». Вот он и мне помогал. Проблема была в том, что всё это «добро» я вынужден был гонять в проигрывателе раз 100, чтобы переписать или припрятать недочёты. Это было пыткой. Больше я так долго не слушаю, всеми сорока ногами против.
___________________________________________________________________________
Андрей Бледный (25/17):
У нас, наверное, нет таких песен, которые давались с трудом. Если что-то не идёт по какой-то причине, мы просто перестаём этим заниматься. Мы себя не мучаем. Есть песни, которым потребовалось определённое время, чтобы созреть. Мы начинали, понимали, что недовольны результатом, оставляли, потом возвращались. То есть мы песню с огня на мороз, на холод выносим. Бывает на несколько лет. Вот, например, “Звезда”. Первый вариант текста был без припева, была сама история. Сочинил я её где-то в 2004-ом, а песня появилась в 2011-ом году, когда Антон написал припев. Точнее Антон написал припев, а я вспомнил про эту историю, пазлы сошлись, и появилась песня.
А так, чтобы с трудом… Я думаю, что всё это легко должно происходить, на кураже, на задоре. Вот “Под цыганским солнцем”. Её альбомный вариант был четвёртым. В одной из версий были и мои куплеты. Они оказались лишними. В итоге оставили вокал Антона. Но всё это было легко. Искали то, как это будет лучше звучать. Нашли.
С “Подорожником” долго возились. Ну, для нас долго. Мы песню можем за день сочинить или за ночь. А потом неделю гитары записываем, сводим. Одновременно работаем над несколькими песнями, переключаемся с одной на другую. Откладываем, чтобы чуть позже на свежее ухо послушать. Бывает, переделываем. Процесс перманентный. С “Подорожником” чувствовали, что всё же что-то не то. Внутреннего ощущения, что песня получилась, не было. К нам в гости на студию зашел Дмитрий Ревякин. Мы пили чай, общались, ставили друг другу новые треки. Поставили “Подорожник”, сказали, что у нас что-то не идёт с ним, как-то не можем решить эту задачу. Дмитрий стал советовать: “Да тут надо так спеть, а здесь так. Тут такую строчку, а здесь такую”. Я предложил ему самому и спеть. Он дописал пару строчек и спел. И песня получилась.
___________________________________________________________________________
Антон Лиссов (JANE AIR):
Я сам по натуре не репер. Обмусоливать темы с разных сторон долго не могу. Даже в кругу домашних, отставив самовар, вытирая со лба пот полотенцем, вердикты вывожу кратко и сугубо по делу. По этому почти каждый второй куплет мне даётся с трудом. Идею, бывает, словишь, вытрешь руки об ватные штаны и за пять минут текст настучишь по раздолбанным кнопкам. И вроде всё сказал, а одногруппникам подавай второй куплет. Помогают грязевые ванны и санатории. Но лучше всего — отложить трек в стол до лучших времен. Когда таких идей в столе много, их можно компоновать по разному. Получается интересно.
___________________________________________________________________________
Александр Макаров (такой макар):
В общем, есть у меня такая песня, называется «Песня идущего домой». Быстро и весело была придумана музыка, а вот текст… Текст задумывался изначально “пралюбофь”, писался долго, безуспешно и выходил настолько «ванильнорозовосопливым», настолько вымученным и глупым, что я уже готов был забить большой советский хер на это дело и оставить песню в покое и забытье, несмотря на то, что музыкальная составляющая мне нравилась весьма.
Шли годы… Короче, просыпаюсь я как-то поздно утром с дичайшего бодунища, башка раскалывается, ни хрена не помню, как дома оказался. Я по карманам — документов нет, денег нет, мобильника тоже нет нифига. Нахожу в глубине кармана сломанную пополам сигарету, тащу своё тело на балкон, закуриваю. И вот примерно в этот момент меня озаряют первые какие-то строчки того, что в итоге стало «песней идущего домой». Это нехитрая, может быть, кому-то близкая история простого чувака, возвращающегося домой к жене после дикой, по всей видимости пятничной, попойки. Песня вышла стёбная и смешная, исполняется в акустике. И я очень рад, что она вот такая, а не про любовь, простигосподи. Такая вот история.
___________________________________________________________________________
Андрей Машнин (Машнинбэнд):
Почти все песни, а может быть, и все, я написал ночью, когда ничто и никто не мешает. Часто приходилось спешно дописывать текст к завтрашней репетиции, чтобы было чем на ней заняться. Обычно я никогда не знал, чем песня кончится. Начиналось всё с какого-то слова, затем появлялась одна строчка, к ней находилась рифма. По одной строфе уже определялось общее настроение, стиль всей песни. Дальше нужно было просто работать головой, что-то бормотать и записывать. Многое написано за одну ночь, что-то — за две-три. Если текст всё же откладывался надолго, потом надо было вернуться в то же настроение, но можно было и изменить его.
Я рад, что мне не нужно было заботиться ни о чём, кроме качества текста. То есть никаких рамок никогда не было – формата, например, или заботы, что “не поймут”. Публики у нас не так уж много, но они всегда всё понимали, за исключением тех, кто искал в моих текстах то, чего там вовсе не было, но это их дело.
В уже написанных текстах редко что-то менялось. Только, пожалуй, некоторые слова из-за перехода от письма к пению: написано нормально, но поётся неудобно для артикуляции или дыхания. Иногда попадаются дома старые черновики, пробегаю взглядом – с годами ничего не изменилось. Или вижу: вот тут чуть подправил, стало лучше. Черновики получались достаточно чистыми, но я потом переписывал их в рабочую тетрадку и нёс на репетицию. Там зачитывал.
Самый смешной случай был с текстом “Мёртвого”. Мы её до сих пор играем, обычно в конце программы, и она считается очень лирической и, э-э… такой надрывной. Репетировали мы тогда в старом бывшем кинотеатре на Лиговке, в Горе/Норе/Полигоне, где теперь метро, угол Обводного. Там внутри постоянно шёл ремонт, но было довольно мило, по-семейному. В составе тогда были Андрей Орлов, Дима Винниченко и Григорий Сологуб. И давай я за перекуром перед репетицией читать этот свеженький текст. Читал очень долго, потому что мы начали все ржать, и трудно было продолжать. Особенно на словах “Представь свой конец!”, при том, что я, разумеется, специально их написал для введения слушателей в заблуждение. И это, кстати, часто срабатывало. Когда я пел эту песенку где-нибудь в гостях, то на этом месте присутствующие, которые первый раз её слышали, начинали понимающе переглядываться: “конец”, мол, ха-ха-ха, автор зашёлся в пафосе, хи-хи-хи. А дальше-то были разочарованы в своих гнусных домыслах, когда конец оказывался тем самым концом.
Что ещё. Любимую всеми песенку “Помоги себе сам” я написал исключительно под влиянием Ice-T, который в своих рэпаках сильно ругался матом. Ну и я напихал в текст матюгов побольше. То есть это была стилизация, можно сказать. А музыка у неё была сперва “под INXS”, которых тогда крутили по MTV (конкретно – Suicide Blonde, там девки бегали симпатичные), и они мне казались достаточно попсовыми, для того чтобы на такую музыку навалять матюгов. На “Трезвых Злых” она ещё в первозданном виде, а потом мы её уже с Ильичом довели до нынешнего состояния.
Сам очень люблю песню “Калека”. Там многое списано с натуры. Мы жили в Купчино, и я часто ходил по ночам от метро домой на Купчинскую через пустыри, они ещё не были застроены, и путепровода не было. На последний трамвай не успел – и пошёл. Весной – да: грязь чавкает, звёзды, собачьи какашки, фонари не всегда горят. После пустырей шёл мимо школы, где раньше работала мама Цоя. Там в заборе была дыра, куда можно было зайти поссать, если очень уж нужно было, а заодно наломать черёмухи Ольке. Рядом со школой, очень близко, жилой дом. Летом, когда идёшь вдоль него в тишине, из открытых окон доносятся всякие разные домашние звуки. После тропинки между школой и этим домом начинались заасфальтированные дворы, то есть “корка асфальта”. Потом выходишь из дворов на Купчинскую и видишь, как вдали трамвайные рельсы загибаются за угол на Димитрова. Или пусть даже не видишь, но знаешь, что они там загибаются. Наконец, лечь спать с первым трамваем – это моё любимое дело весной и летом, когда светло. Трамваи (25-й и 43-й) по Купчинской начинали ходить примерно в 5:15 – со страшным грохотом, но мы к этому привыкли. Обычно после этого я и шёл спать. Так и живу до сих пор, хотя и в другом месте уже.
___________________________________________________________________________
Фото: KITUNDU (превью), личные архивы музыкантов
Комментарии закрыты.